У меня есть чувство необъяснимого пиетета перед Театром Ермоловой. Возможно, оно связано с непосредственной территориальной близостью театра к Кремлю. Для меня возможность взаимодействия с этой институцией была априори захватывающей.
Я выслала заявку перформанса, или сайнс-арт балета, «Генезис восприятия», над которым работаю уже какое-то время. Но в ответ получила радикальное предложение присоединиться к «незаявке» и стать соавтором интервенции. Я должна признаться, что почти не раздумывая согласилась на это, хотя первоначально все, что я прочла в том письме и самой «незаявке», вызвало во мне максимальную степень скепсиса и небрежения. Тем не менее, перешагнув через собственную брезгливость к дилетантству, претенциозности, коррупции (которая сквозила через строку в той «незаявке»), я вступила в телеграм-чат, где очень скоро стало понятно, что основной целью собравшихся является не постановка, проект, презентация, реализация, но отказ от всего этого в пользу опыта «распила бюджета». Даже если это покрывалось шутками, периодическими звонками в зуме, возникла «ширма» необходимости создать «партитуру» — документацию этого «не», в рамках обязательства этого разномастного сообщества в связи с требованием «горизонтальности» (которая, о парадокс, насилует собой, оборачивая свое первоначальное требование в свою же противоположность).
Так вот, эта «амебность» в подчинении требованию отсутствия всякого руководства ни к чему не пришла. Мои попытки как-то обогатить общение наводящими на дискурс ссылками на тексты Штайерль, Лафарга, теорию $Permanent, другие работы, в общей массе, были пропущены мимо. Среди 57 участников только 6 вошли со мной в контакт: профессиональный взрослый ученый Андрей, юный продюсер пианистов, две женщины-режиссера, которые, как и я, не собирались быть на событии по личным обстоятельствам, но заинтересовались возможностью виртуальных встреч аватаров, которую я предложила в качестве дополнения к проекту для всех тех, кто не сможет быть в театре физически 20 июня, и сам автор «незаявки» Дима.
Вообще было очень здорово прочувствовать на практике смысл названия «Группа продленного дня»: юность, нестарение сердцем, само собой, сопряжены с отсутствием опыта, детскостью, непосредственностью. Но для меня важно, чтобы у читателя сложилось хотя бы приближенное к объективному представление о том, что это было за испытание для человека, критически анализирующего текущие тренды «нерепрессивности», «посттруда», перенятия опыта коррупции, «местничества», «корпоративности по сексуальному признаку» и так далее в индустрии искусства. Именно на звание интервенции претендовало и претендует это действо, однако все еще, возможно, не имеет под собой достаточно проработанного теоретического и практического базиса. Но это мое скромное мнение.